- Кто это? Это чайка? Почему она так громко кричит? И зачем полетела к мусорнику? - тараторила низкорослая девчонка, которую за руку вела весьма утомленная немолодая женщина; взгляд её неотрывно следил за группой детей и подростков, шедшей чуть впереди по каменистому пляжу.
    Спрашивается, почему воспитательнице а-ля надсмотрщице не отпустить одну из подопечных и предоставить на растерзание её вопросам сверстников? Дело в том, что Маэ нельзя было оставлять и на минуту: словно несмышленый ребенок в кое-как повзрослевшей оболочке, она могла по незнанию натворить что угодно. Когда-то она являлась беспризорницей, неизвестно, каково её данное при рождении имя и кто приходится ей кровными родственниками. В приют Маэ поступила из реабилитационного центра, где её практически заново учили говорить и жить, как нормальный человек. Скорее всего, происшествие, из-за которого она оказалась на улице, стало для нее настоящей психологической травмой, послужив причиной частичной утраты памяти.
    Тем не менее, отпустить Маэ воспитательнице все же придется, ведь не дело держать её словно на поводке... Так она и поступила спустя некоторое время, когда приютские дети обосновались на выделенном им участке берега.
    И вот уже Маэ сидит на большом валуне, погрузив ноги по щиколотки в пену прибоя. Плавать она не умела, но так хотелось... А тут еще мальчишки рядом о чем-то шушукаются, бросая косые взгляды на темное пятно старого пирса в отдалении (рассмотреть его можно было лишь с определенного ракурса, да и находился он далеко - за возвышением оползня, смахивавшего на отдельный хребет горы). "Они никогда не берут меня с собой играть. Почему?"
    Не успела она подумать о несправедливости своего положения, как к ней обратились, странно перемигиваясь, те самые шебутные сироты:
    - Маэ, пойдешь с нами нырять с пирса? Только воспитательнице ни слова! - заговорщеским шепотом произнес главный заводила, вызвав у девчонки бурю восторга.
    Вскоре компания незаметно шмыгнула в сторону и поспешила к деревянной постройке. Шаги по доскам отдавались стуком, и этот звук на какое-то время заворожил Маэ, так что она и не заметила, как они подошли к самому краю пирса. Не замечая разговоров у себя за спиной, бывшая беспризорница свесила ноги над водой и стала всматриваться в глубину.

        Белобрысая сирота совершенно не замечала того, как за её спиной разговоры мальчишек превратились в перешептывание, перемежающееся глумливым хихиканьем - те явно что-то задумали, наверняка очередную каверзу, направленную на глупую жертву всяческих "подстав".
        Солнечные блики разбивались на волнах на тысячи кусочков, неумолимо бьющих по глазам своей ослепительной чехардой, и за мозаикой света Маэ не увидела промелькнувшую под поверхность тень.
        - Ай! - испуганно вскрикнула она, мгновенно поджав ноги, как только что-то (или кто-то...) коснулось её лодыжки. Сердце отчаянно затрепетало: это явно не вода на нее брызнула, а схватили чьи-то холодные пальцы. Вытаращив карие глаза, бывшая беспризорница дрожащей рукой сняла со своей конечности нитку водорослей. Непонятно, страшно, и... черт возьми, как же любопытно, кто это сделал! Инстинкт самосохранения зачастую проигрывал ему - жгучему любопытству и интересу ко всему новому.
        Усевшись на колени и держась цепкими пальцами за корявые старые доски, Маэ свесилась с пирса, выискивая взглядом нарушителя спокойствия. Она была почти уверена, что организатор шутки - её возможный новый друг. Ну а как может быть иначе? Он ведь обратил на нее внимание и подарил эту склизскую штуку, вполне себе необычные сувернир.
        - Ты кто? Я щекотки не боюсь! - с детской наивностью и долей гордости произнесла девчонка, с трудом удерживая равновесие - нет-нет, да и перекинется и упадет прямо в море. А плавать-то она, как уже говорилось, не умеет, но кого это заботило тогда?